Как лицензирование образовательной деятельности мешает развитию системы образования

В рамках прямых эфиров Kaktus.media продолжает обсуждать новый закон об образовании. Сегодня наши собеседницы — член наблюдательного совета KG Analytics Гульнара Каликова и эксперт ассоциации «Союз образовательных учреждений» Мээрим Осмоналиева.

— Давайте для начала объясним, что такое лицензирование, зачем оно нужно и есть ли оно в действующем законодательстве?

Гульнара Каликова: — Лицензирование — это документ, который подтверждает право на ведение определенного вида деятельности. Вообще лицензирование вводят для предотвращения нанесения вреда жизни, здоровью, окружающей среде. И если говорить именно о лицензировании образовательной деятельности, то впервые оно у нас было введено законом о лицензировании, принятым в 1997 году. А в 2013 году был принят закон, который действует и сейчас, — о лицензионно-разрешительной системе. Сейчас по нему работают многие государственные органы и вообще многие виды деятельности лицензируются.

Здесь тоже важно сказать об особом режиме лицензирования образовательной деятельности. Прежде всего есть Закон «О лицензионно-разрешительной системе». Есть еще постановление правительства 2001 года, которое описывает процедуры лицензирования. Но в 2018 году Министерство образования инициировало выделение особого порядка для лицензирования образовательной деятельности. И в 2018 году появилось временное положение о лицензировании образовательной деятельности со сроком на два года — до конца 2020-го. Потом в конце 2020 года его продлевают еще раз до конца 2022-го, то есть в конце этого года срок его действия должен закончиться. В этом году Министерство образования вновь инициирует продление этого временного положения до конца 2024 года. Но это не просто продление. Из моего анализа, около 50% временного положения добавляется или изменяется.

Здесь очень важно отделить вопросы лицензирования от санитарных правил и норм и правил пожарной безопасности. Есть лицензирование образовательной деятельности, есть отдельные санитарные нормы, санитарно-эпидемиологические правила, которые регулируются законом об общественном образовании, санитарными правилами, которые приняты, по-моему, в 2016 году. Там есть отдельные правила для дошкольных учреждений, для школ. И в целом они применяются ко всем, есть общие правила для всех юридических и физических лиц в нашей стране. Есть также закон о пожарной безопасности и положение о пожарной безопасности, которые применяются тоже ко всем юридическим и физическим лицам. И вот эти два вопроса находятся в компетенции Министерства здравоохранения и Министерства чрезвычайных ситуаций. И есть специальные органы, которые за этим следят.

Поэтому очень важно разделить, в чем цель лицензирования, и отделить это от требований санитарных норм и норм пожарной безопасности.

Я посмотрела справку-обоснование, когда принимали временное положение. И там написано, что основная цель принятия этого положения — обеспечение качества образовательных услуг. Вопрос в том, насколько это временное положение, само лицензирование достигли этой цели. Кстати, закон о лицензировании обязывает государственные органы проводить анализ эффективности лицензирования каждые пять лет.

25 лет прошло. Я не видела ни одного анализа эффективности лицензирования образовательной деятельности.

Мээрим Осмоналиева: — Министерство образования своим временным положением о лицензировании усложнило работу образовательных учреждений. Потому что есть другой документ разрешительной деятельности, и там устанавливаются общие правила. Но здесь мы видим, что Министерство образования установило свои правила, и мы также думаем, что этот закон еще раз необходимо перепроверить на коррупцию, коррупционные схемы, антикоррупционные механизмы, насколько он отвечает всем этим требованиям.

И также хотела сказать, вот Гульнара Аманжоловна очень хорошо отметила, что лицензирование никак не влияет на качество образования. Мы доказали сейчас, что качество образования снижается вообще в целом по Кыргызстану, именно идет тенденция к снижению в государственных учреждениях. При этом за инновации отвечают частные образовательные учреждения, но Министерство образования все время хочет их регулировать, проверять. То есть нет мотивации для частных инвестиций в образование. Эта сфера очень тяжелая, ею занимается не каждый. Мы сейчас видим, в связи с урбанизацией, миграцией насколько перегружены государственные школы. Насколько в неформальных поселениях дети не знают, куда уже ходить. Частный образовательной сектор решает эти проблемы. И пора уже на этот сектор по-другому посмотреть, как на решение социально-экономических проблем. И, наоборот, стимулировать их развитие не через регулирование, постоянный контроль и проверки, а облегчить процедуры, чтобы они могли функционировать и при этом повышать качество.

— Вы считаете, что лицензирование мешает повышению качества?

Мээрим Осмоналиева: — Конечно. Усложняет этот процесс.

Гульнара Каликова: — Конечно, лицензирование существует во многих странах. И даже если говорить о наших соседних странах, в России, Казахстане, Узбекистане, да и во многих европейских странах и в Штатах образовательная деятельность лицензируется. Но разные подходы в этих странах. Вот интересно, что у нас, например, лицензируются все частные образовательные организации — и детские сады, и школы, и вузы, и колледжи. И все государственные образовательные организации тоже, за исключением государственных муниципальных школ и детских садов. То есть государственные профлицеи, государственные колледжи, государственные вузы тоже лицензируются. Надо понимать, что у нас исключение из системы лицензирования касается только государственных муниципальных школ и детских садов.

— Не противоречит ли это Конституции, согласно которой все организации должны быть в одинаковых условиях?

Гульнара Каликова: — Сейчас — да. Если до 5 мая 2021 года это не противоречило, то с 5 мая, когда вступила в силу новая Конституция, это уже противоречит. Потому что в статье 46, насколько я помню, в пункте 5 сказано, что для всех — государственных, муниципальных и частных образовательных организаций — создаются равные условия. Поэтому вопрос в том, что либо мы всех лицензируем, либо нет, но равные условия должны для всех создаваться.

И я опять хочу вернуться к качеству. Давайте на примере школ и детских садов. Вот получается, что частные организации лицензируются, частные школы. Естественно, к ним очень много требований.

Мээрим Осмоналиева: — Вообще лицензирование, как сказала Гульнара Аманжоловна, присутствует во многих странах. И мы не выступаем против лицензирования. Мы говорим, что должна быть одна лицензия на одну школу и не нужно дополнительно усложнять этот процесс, создавать бюрократические процедуры и дополнительные коррупционные схемы для образовательных учреждений. Потому что руководителям частных образовательных учреждений, как и некоторых государственных, постоянно приходится доказывать, что они могут дальше вести эту работу, проходить кучу процедур. Вдобавок к этому еще добавляются бюрократические процедуры, связанные с аккредитацией.

— Давайте про аккредитацию чуть позже, разберемся с лицензированием. Почему лицензирование, на ваш взгляд, никак не связано с качеством образования? Вот мне, как гражданину этой страны и маме школьника, кажется, что если отменят лицензирование, то все разрушится.

Гульнара Каликова: — Во-первых, мы говорим о лицензировании и качестве. Давайте приведем пример. Возьмем на примере школ. К частным школам, действительно, очень много требований. Там должна быть квадратура на одного ученика. Хочу обратить внимание: вот для многих образовательных организаций почему-то в это временное положение внесли, в положение прямо, что не менее трех квадратных метров на одного учащегося.

— При этом государственные школы могут эти правила не соблюдать?

Гульнара Каликова: — Да. Там такие требования есть, как учебные планы и количество учителей, и чтобы обязательно трудовые договоры со всеми были подписаны. Огромное количество требований. К государственным школам таких требований не предъявляется.

Теперь давайте сравним. Вот скажите, пожалуйста, может ли частная школа, находясь в аварийном помещении, получить лицензию?

— Нет, конечно.

Гульнара Каликова: — Не может. А сколько у нас аварийных школ? Где они? Это все государственные, муниципальные школы. Около 200 школ находятся в аварийном состоянии по стране, это по данным Министерства образования. Около 400 школ требуют капитального ремонта. Мы много раз приводим эти сведения, что две трети государственных муниципальных школ не имеют внутреннего туалета. Вот теперь вопрос: к частникам у нас, получается, вот такие требования — квадратура, классы не должны превышать какого-то количества учеников, а в государственных школах бедные дети должны учиться по 50-60 человек, по три человека за партой сидеть и так далее? Вот такие неравные условия, по моему личному мнению, они не столько наносят вред частным организациям, сколько наносят вред именно государственной системе образования. Из-за отсутствия таких требований получается, что государственную школу ты можешь открыть даже в контейнере. Что и делается у нас, мы знаем такие случаи. Тем самым мы подталкиваем государство к тому, что оно может в любых условиях создавать школы. Без соблюдения элементарных стандартов.

Мээрим Осмоналиева: — Вспомним школу, у которой крыша рухнула.

Гульнара Каликова: — Теперь вот вопрос о качестве. К сожалению, ни сама инфраструктура, ни наличие туалетов внутри школы, вне школы, наличие горячей воды в школе — это, к сожалению, не имеет прямой связи с качеством образования. Известный наш учитель Гапыр Мадаминов, восхищаюсь его деятельностью, вот у них школа, я там не была, но по видео поняла, что там школа — саманная. Туалет на улице. Но, извините, у него результаты высочайшие. Результаты его учеников по ОРТ выше, чем в Бишкеке, возможно, даже выше, чем в некоторых частных школах. У него средний результат у ученика — 173. А по Бишкеку — 130. То есть опять-таки нет прямой взаимосвязи.

— Конечно, туалет и образование напрямую не связаны. Они связаны со здоровьем и психическим развитием наших детей.

Гульнара Каликова: — Конечно, инфраструктура должна быть. Здесь нужно понимать, для чего мы вводим лицензирование и как это связано с качеством.

Мээрим Осмоналиева: — Есть международная награда ЮНЕСКО учителям, ее получил учитель из Африки. Он под деревом учил. Его ученики занимают самые лучшие места по химии. И секрет его образования просто в нем самом. Он сам вкладывает в своих учеников.

Вот исследования международного исследовательского центра Маккензи показывает, что именно учителя являются гарантом качества образования. Насколько мы инвестируем в них, настолько дети потом мотивированно учатся. Положение учителей мы тоже можем отдельно обсудить. Но здесь, говоря о лицензировании, сама цель создания вот этого временного положения была улучшить качество образования. И мы видим, что абсолютно инфраструктурные требования, даже программные требования, которые предъявляются к определенным предметам или к программе в целом, они тоже не влияют на качество. Потому что некоторые предметы должны соответствовать государственному стандарту. Но мы знаем, что сегодня рынок труда быстро меняется и дети должны быть конкурентоспособными. И заказ к системе образования оформляет рынок. А тут получается, что Министерство образования само придумало, само оформило и само же готовит эти кадры. Без учета потребностей рынка труда. Поэтому никак лицензирование, временное положение не могут улучшить качество образования. Тогда необходимо также, чтобы и государственные образовательные учреждения, независимо от формы собственности и уровня образования — школы, детские сады, — тоже лицензировались.

— Тогда нам придется часть школ просто закрыть.

Гульнара Каликова: — Ну, я не думаю, мне кажется, нам нужно просто пересматривать эти лицензионные требования.

Мы сделали анализ, сделали очень хороший опрос по лицензированию образовательных организаций и изучили временное положение, изучили закон о лицензионно-разрешительной системе, и вот что мы обнаружили. Очень интересно, что почему-то временное положение, надо сказать, противоречит закону о лицензионно-разрешительной системе. Приведу несколько примеров. Там на самом деле их очень много, но я остановлюсь на нескольких.

Мы как-то обсуждали с Министерством экономики и коммерции, сколько вообще лицензий должно получать одно юридическое лицо. Вроде бы ответ ясен: одну лицензию. Посмотрите, что у нас на самом деле, сколько лицензий получает школа. У многих школ три лицензии. Первая лицензия — на обучение 1-4-х классов, потом — 5-9-х классов, потом — 10-11-х классов. Три лицензии. У некоторых — шесть лицензий. У некоторых — несколько десятков лицензий. И это — удивительный факт. Такое ощущение, что Министерство образования вообще создало свои правила. Есть государство, в котором действует закон о лицензионно-разрешительной системе, который определяет основные принципы лицензирования. Но есть еще временное положение, разработанное Министерством образования, которое работает по своим правилам. То есть если закон говорит: одна лицензия — для одного юридического лица, то у Министерства образования почему-то одно юридическое лицо получает несколько лицензий.

Дальше. Сколько нужно проходить процедур лицензирования? Вот когда вы подаете полный пакет документов, сколько нужно проходить? Логически? Закон о лицензионно-разрешительной системе предполагает одну процедуру. Что на практике? Например, колледж или университет заявляет о разработке или создании новой образовательной программы.

Допустим, новая программа бакалавриата или программа магистратуры. Что происходит? Они готовят опять полный пакет документов и опять заново проходят всю эту процедуру. Вот если у университета 10 программ бакалавриата или там восемь программ магистратуры, каждый раз они будут проходить эту процедуру. Вот мы решили выяснить: почему, на основании чего?

Мы сделали такой запрос в Министерство образования — они пока не ответили. Но что говорит закон о лицензионно-разрешительной системе и что говорит временное положение тоже? Они говорят, что переоформление лицензии может происходить только в нескольких случаях. В основном это в случае реорганизации юридического лица. Вот там еще были два-три случая, не помню точно какие, изменение организационной формы, кажется, и все. Все. А почему тогда бесконечно все образовательные организации должны приходить в Министерство образования и заново получать, заново проходить эту процедуру? Это тяжелая процедура, она сложная, там требования — порядка 20, до 30 документов доходит подача.

Мээрим Осмоналиева: — К примеру, у меня есть друзья, которые хотят инвестировать в систему образования — они хотят открыть колледж. Это инвесторы из Америки. Это технический колледж, очень хорошие профессора хотят приехать из Америки, хотят инвестировать в IT-индустрию. Говорят: мы уже полтора года не можем получить лицензию. Там столько требований. То, что приезжают квалифицированные специалисты, которые сейчас в цене и которые могли бы дать первоклассное образование нашим студентам, — это не учитывается.

Во-первых, мы пугаем инвесторов в первую очередь. И второй фактор — образовательные учреждения тонут в этих бумагах. Представьте, один вуз, у него, как сказала Гульнара Аманжоловна, 20-30 программ, с 20-30 кипами документов они должны постоянно ходить через Министерство образования. И, на наш взгляд, если просто этот закон пропустить через антикоррупционный механизм, выявится, что это коррупционная схема. Узаконенная коррупционная схема, которая абсолютно противоречит, во-первых, деятельности юридических лиц. Второе — это абсолютно противоречит Конституции Кыргызской Республики. И в-третьих, она мешает академической свободе, о которой сейчас многие говорят. То есть постоянные структурированные, огромные требования к программам, стандартизация — это создает некую скованность для частных образовательных учреждений, для тех образовательных учреждений, которые хотят академической свободы.

Рынок быстро меняется. Например, определенный учитель или программа, которая была разработана с применением других практик или других каких-то инновационных идей. Ну почему она должна соответствовать госстандарту? Почему она должна входить в рамки и надевать эти рамки, которых требует Минобраз?

— Академическая свобода — это тема для отдельного эфира. Сегодня мы говорим о лицензировании.

Гульнара Каликова: — Она тоже влияет. Если можно, я прямо очень хочу добавить о противоречиях временного положения закону о лицензировании. Вот в законе о лицензировании есть очень четкий перечень, два перечня, на которых я хочу остановиться. Первый — это перечень документов, которые должны быть поданы для получения лицензии. Это ограниченный перечень, семь или восемь пунктов. Если же вы обратитесь к временному положению, то этот перечень расширяется до 15 пунктов, плюс к каждому уровню образования еще дополнительные требования. То есть минимум 20, если не больше, документов должно быть подано. Вот в этом я вижу большое противоречие. Почему-то, странно, закон говорит одно, временное положение — другое.

Второе — интересный момент. Закон о лицензионно-разрешительной системе прописывает, какая информация должна содержаться в самом бланке лицензии. Там прописано: свидетельство о регистрации, налоговый номер, ID, юридический адрес и так далее, пять-шесть пунктов. Что говорит временное положение? Временное положение на практике в лицензию включает также, допустим, образовательную деятельность и, как я сказала, 1-4-й классы или 5-9-й классы. Плюс там включается еще количество учащихся. Допустим, количество учащихся — 75. Теперь что происходит на практике: если у вас будет 80 учеников, вы обязаны прийти в Министерство образования и опять пройти всю эту процедуру, чтобы вам в лицензии написали, что у вас теперь 80 учеников. Мы задавали этот вопрос на одной из встреч с Министерством образования, с человеком, который представляет этот отдел, начальником управления. Я ему говорю: вот если такая ситуация, 80 учеников будет. Он говорит: ну, 80 — это не страшно. Я говорю: что значит — страшно или не страшно? Он говорит: вот если было бы от 90, тогда пусть приходят. Но если 80 — ладно, мы можем закрыть глаза.

Это вообще юридически не правовой подход к этому вопросу.

Еще один момент. В законе черным по белому написано: все лицензионные проверки и деятельность государства по лицензированию проводят за счет бюджетных средств. Действительно, государство ежегодно выделяет около 20 млн сомов на проведение вот этих лицензионных проверок, долицензионных, послелицензионных и так далее. На практике многие образовательные организации оплачивают расходы членов лицензионной комиссии, кто в регионах — они оплачивают транспортные расходы, проживание в отелях или гостиницах. Почасовые расценки. И все это оплачивается. Извините, тогда почему в бюджет закладывают такие суммы? Это большие суммы. Кстати, 20 млн закладывается на лицензирование и еще 20 млн — на аккредитацию. Мы проговорили, что пока аккредитацию не трогаем, но плюс еще сами образовательные организации возмещают все эти расходы. И непонятно: на каком основании? Это тоже противоречит закону.

Понимаете, временное положение противоречит закону о лицензионно-разрешительной системе. Но есть еще практика, которая не предусмотрена даже временным положением. Как Мээрим сказала правильно, нужно провести еще анализ на антикоррупционность. В феврале этого года был вывешен на общественное обсуждение проект новой государственной антикоррупционной стратегии. Я хочу сказать, что читала ряд статей, там прямо сказано: действительно революционный подход. Очень хороший подход. Потому что упор делается не на последствия, не на наказание, а на выявление. И вот мне кажется, через эту новую антикоррупционную стратегию можно очень хорошо выявить все коррупционные нормы, которые приводят вот к этой ситуации.

Мээрим Осмоналиева: — Не только нормы, но и схемы.

— Значит, сейчас лицензирование существует. Существует оно не для всех образовательных организаций. Гражданское общество выступает не за полную отмену лицензирования.

Гульнара Каликова: — Нет, конечно.

Мээрим Осмоналиева: — Ни в коем случае.

— Смотрите, у нас есть три большие ступени: детские сады, школы и вузы. И еще колледжи. Давайте поговорим о лицензировании каждой из этих ступеней. Детские сады.

Мээрим Осмоналиева: — Лицензируются только частные детские сады, государственные — не лицензируются. Охват дошкольным образованием у нас очень низкий. К сожалению, у нас около 80% детей практически не охвачены дошкольным образованием. И это огромная трагедия для страны, потому что очень многие ученые уже выяснили, что именно когнитивные способности закладываются до трех лет — это раннее развитие, и потом уже в садике ребенок учится социальным навыкам, и уже дальше развивается мозг. Но, к сожалению, мы видим картину по Кыргызстану, особенно в сельских районах, нет садиков. Посмотрите на наши новостройки. У нас на сегодня более 46 новостроек, и туда переезжают очень много внутренних мигрантов с четырьмя-шестью детьми. Очень многие женщины не могут оставить своих детей кому-то. Либо же, как выход, некоторые женщины у себя дома открывают общинные детские сады. И это — решение проблемы, потому что женщины создают сами услуги, они доверяют этим услугам, они оставляют детей и дальше работают. То есть решается вопрос экономической занятости. Но они не могут пройти это лицензирование. И мы ставили вопрос о том, чтобы, возможно, для них лицензирование было уведомительным, чтобы отменить для них это лицензирование, сделать больше, мы говорили, сертификаты.

— Что значит — уведомительный порядок? Просто я сообщаю в соответствующие органы, что…

Мээрим Осмоналиева: — Что у вас есть такая деятельность. Вообще, что такое сертификация? Это огромная задача самого правительства и государства — охватить дошкольным образованием как можно больше детей. И, таким образом, сертификация послужила бы стимулированием для обучения персонала, они получают, проходят какие-то базовые требования и в уведомительном порядке получают сертификат о том, что они могут вести такую деятельность. Это могло бы, наоборот, стимулировать открытие таких заведений либо создание таких услуг не только в пригородах, но и в сельской местности. Например, в Казахстане тоже уведомительный характер, и они отменили практически лицензирование для дошкольных образовательных учреждений. И тем самым они решили вопрос, у них охват дошкольным образованием увеличился и сейчас составляет почти 100%.

— Но опять же, это на качестве сказаться может.

Гульнара Каликова: — Полностью согласна, но я немного фактов добавлю. Берем Бишкек. У нас Бишкек окружают 47 жилмассивов. 47 официальных и еще шесть неофициальных, которых нет на карте. Читайте, 53 жилмассива, в которых проживают порядка 250 тыс. человек. Это почти четверть Бишкека, может, чуть меньше, может, чуть больше. Как образовались все эти жилмассивы? Они образовались в 90-х годах, когда произошел развал Союза и люди стали приезжать, заниматься самозахватом земли. Потом в 2005 и 2010 годах, когда проходили эти революции, люди каждый раз приезжали и захватывали земли. Конечно, государство потом было вынуждено формализовать все эти жилмассивы. Сейчас у них уже есть какая-то формализация, они уже есть на карте. Но, что нужно сказать, большинство домов, которые там находятся, не имеют технических паспортов. Просто их нет еще до сих пор. В некоторых районах и не будет в ближайшее время, которых даже нет на карте. Что происходит в этих новостройках, ну или жилмассивах?

Мэрия смогла построить в жилмассивах 10 детских садов. Каждый детский сад обходится в 50 млн сомов. Но это детский сад всего на 140 человек. Вот представляете, это всего лишь на 1 400 человек. Что это для огромного количества людей, которые, будем говорить так, социально уязвимые? Дети, очень много детей, которые не могут посещать садики, потому что там дикие очереди. А во-вторых, потому что просто нет возможности. Мы спрашивали людей, которые живут в жилмассивах, где они работают. В основном это «Дордой», это швейные цеха. Но у людей нет больших доходов.

И что сейчас там происходит? С детьми-то что-то надо решать. И теперь давайте зададим себе вопрос: могут ли эти люди вообще получить лицензию на открытие детского сада? Конечно, они не могут. Получается, с одной стороны, у государства нет денег, чтобы строить массово детские сады. Там даже уже земли нет, потому что в результате вот этой архитектуры хаотичной застройки там места нет в некоторых жилмассивах для общественной, социальной инфраструктуры. Теперь что касается частников. Они не могут открыть, потому что, самое главное, нет технических паспортов на строения. А это — одно из первых условий для получения лицензии, нужно принести технический паспорт. Второе — это помещение должно быть нежилым. Извините, там все жилые дома. Там люди приезжают, просто приходят и строят вот эти дома, где они могут проживать. Третье — они никогда не смогут перешагнуть вот эти требования лицензионные, потому что там такое количество требований, что это нереально. Мы просто вот остановимся на том, что технических паспортов нет, дома не оформлены, квалификационным требованиям не соответствуют.

И тогда что у нас в результате получается? У нас дошкольным образованием охвачены 197 тыс. детей, а 650 тыс. детей до семи лет не охвачены дошкольным образованием, они вообще не получают никакого образования дошкольного. И, как Мээрим сказала, действительно сегодня это доказанный факт: если ты не даешь образование ребенку начиная уже с рождения, то у ребенка низкие стартовые возможности. Он уже в школу идет, даже высчитана разница, примерно год академической разницы ребенок уже потерял. Что делать? Государство уже на протяжении 30 лет говорит: вот мы сейчас решим, решим, решим. Как-то мы разговаривали с Минобразом, и они говорят: ну, в Кыргызстане всегда была такая ситуация. Какая ситуация? Говорят, всегда охват дошкольным образованием был низким в Кыргызстане. Даже в советское время было 33%. Или 35%, точно не помню. Ну, извините, сейчас у нас ниже, чем в советское время. И мы сравнили с Казахстаном. В Казахстане в 2011 году охват был 25%. У нас тогда охват был дошкольным образованием 15%. Что сейчас мы имеем? Еле-еле поднялось до 22%, а в Казахстане сегодня 100-процентный охват. Почему? Мы задались этим вопросом. Что произошло? Мы посмотрели, и оказывается, они сказали: давайте уберем лицензирование, это непреодолимые барьеры. Давайте сделаем систему уведомительного характера. Ну, конечно, не только уведомительного. Я узнавала, разговаривала со специалистом из Казахстана, спросила: что такое уведомительный порядок? Они говорят, что просто у них там сейчас полная цифровизация. Никто не ходит ни в какие министерства, подаешь уведомление, к уведомлению прилагается заключение санэпидемстанции и прилагается заключение о пожарной безопасности. Все. На основании этого тебе дают сразу же подтверждение, что, пожалуйста, начинай работать. Но следующим шагом, если частный детский сад получает государственное финансирование, тогда к нему уже строже требования. И мы предлагаем: почему бы не сделать у нас так же?

Мээрим Осмоналиева: — Система мотивации.

Гульнара Каликова: — Да. У нас есть частные сады, которые захотят получать государственное финансирование, давайте к ним тогда выше требования будем предъявлять. Если не получают, ну пусть работают, у нас сейчас все в принципе работают сами, себя поддерживают.

Далее нужно разделить услуги дошкольного образования именно на образовательные услуги, это уже пять-шесть лет, и уходовые. Уходовые во всем мире, пожалуйста, для того чтобы предоставлять услуги ухода, не нужно таких строгих требований. Мамочка может, как мы видели в жилмассивах, у нее самой двое-четверо детей, и она говорит, что ей нужно зарабатывать, но в то же время я люблю это дело. Кстати, у многих женщин есть медицинское образование там, оказывается. Они со средним медицинским образованием, медсестры. Они открывают. Они знают, как ухаживать. И вот они говорят, что соседских детей берут, потому что там очень высокая рождаемость в жилмассивах. Там в каждой семье не менее пяти детей, и их некуда девать.

Они неофициально работают, их таких много, стихийно появляется рынок. Но официально государство их не признает. А их уже надо признавать. Они все нуждаются в обучении, они очень хотят, у них прямо жажда. Они говорят: дайте нам возможность поучиться. Вот для них нужно сделать эту добровольную сертификацию.

У нас есть ассоциация частных детских садов, они уже это делают на добровольном уровне. Они могут учить, передавать свои знания. И они готовы делать все это. Вот в этом суть.

Поэтому мы предлагаем на уровне дошкольного образования все-таки перейти на уведомительный характер и ввести добровольную сертификацию. Чтобы опять-таки охватить этих 650 тыс. детей по стране, которые в основном не в городах, а в жилмассивах и сельской местности находятся.

Мээрим Осмоналиева: — Еще хотела добавить, что именно раннее развитие, дошкольное образование, уход на дому решат проблему инвалидности. К сожалению, в Кыргызстане наблюдается большой рост инвалидности среди детей. Это связано с климатическими изменениями, с социально-экономическим положением, потому что некоторые дети недоедают. И наши коллеги на Иссык-Куле открыли частный уход на дому, они обеспечивают услугу по раннему вмешательству. Когда, например, у некоторых женщин наблюдаются дети с отклонениями в умственном развитии либо физическом. И именно через уход они обучают мамочек, мамочки приходят и оставляют своих детей, и таким образом решается проблема инвалидности. И мы экономим не только бюджет на образование, мы также экономим бюджет на здравоохранение. То есть превентивные меры — самые эффективные. Поэтому отмена лицензирования именно для дошкольных образовательных учреждений — это действительно доказано, это не только решит проблемы с качеством образования, но также решит проблему с профилактикой инвалидности по Кыргызстану.

— Давайте подведем итог. Какие предложения озвучила межведомственная рабочая группа?

Гульнара Каликова: — Три предложения. И все три предложения были зарегистрированы на едином портале по обсуждению нормативно-правовых актов в конце июня. И также озвучены, сейчас мы их обсуждаем. Самое главное, что сейчас в отношении временного положения нужно приостановить этот процесс. Ни в коем случае сейчас не рассматривать его.

Почему? Потому что сейчас у Министерства образования очень противоречивая позиция. С одной стороны, в проекте закона, который они представили в начале июня, они уже там в части лицензирования говорят об уведомительном порядке для детских садов, об отмене лицензирования для дополнительного образования, а это огромный сектор, но, к сожалению, мы не успели сегодня поговорить об этом. Но в то же время во временном положении все так же: это лицензируется. И получается, что у Министерства образования две противоречивые позиции: в законе они говорят об одном, во временном положении, которое очень активно продвигают, говорят другое. Мы говорим: давайте, вот сейчас идет обсуждение проекта закона. Мы очень надеемся, что в сентябре — октябре все это завершится и какой-то проект будет представлен в парламент. Но давайте подождем, и вот этот проект когда будет согласован, тогда будет понятно, что делать с этим временным положением. Вообще нужно его продвигать или нет.

И второе — это то, что, насколько мы знаем, в Министерстве экономики и коммерции сейчас также в рамках инвентаризации идет работа и над законом о лицензионно-разрешительной системе, и над положением о лицензировании отдельных видов деятельности. Насколько я знаю, но это неточная информация, подход такой, что все виды деятельности должны подпадать под единый порядок лицензирования, без исключений. Тогда вопрос стоит: а нужно ли это временное положение, если у нас будет в рамках страны единый порядок? Поэтому самый главный вопрос, мы говорим о том, что нам нужно приостановить сейчас. Никаких рассмотрений, пока не будет принят новый закон об образовании и не будет ясности с положением о лицензировании.

Источник: Kaktus Media